А.Соломин― 19 часов 7 минут в российской столице. Всем здравствуйте! В эфире радиостанция «Эхо Москвы». Меня зовут Алексей Соломин. Это программа «Особое мнение». И наш гость сегодня — Александр Проханов, писатель. Александр Андреевич, приветствую вас!

А.Проханов― Добрый день!

А.Соломин― Знаете, какая шокирующая, сногсшибательная новость пришла незадолго до нашей программы? Оказывается, Путин снял свою кандидатуру. Тут вы должны удивиться. Я вам скажу, Роман Путин, двоюродный племянник президента, который баллотировался в Петербурге, решил не баллотироваться, не идти на выборы местные после разговора с человеком, которого он очень уважает. Он этого человека не назвал.

А.Проханов― Вы хотите, чтобы я назвал имя человека?

А.Соломин― Как вы думаете? Это и буду гадать тоже. Никто же не знает, что это за человек, который попросил.

А.Проханов― Это точно был не я. Хотя бы посоветовал ему тоже снять свою кандидатуру.

А.Соломин― А почему?

А.Проханов― Потому что это святое имя. Зачем всуе употреблять святое имя? Это имя может быть только на президентском пьедестале, вышиблено на президентом надгробье: «Здесь погребен великий президент России Владимир Путин». А это какая-то мелкая выборная кампания, мелкий надел, какая-то слободка петербургская. Зачем же с этим именем идти в этот калашный ряд, что называется?

А.Соломин― Это мандат, это должность, недостойная этой фамилии или человек, который избирается?

А.Проханов― Это связано с такой эмблематикой власти, метафизикой власти. Всякая власть, она священна, он требует ритуалов, она требует обхождения с собой, она требует почитания, может быть, даже благоговения. И всуе употреблять имя государя императора или вождя, или президента это негоже. Это умаляет его достоинство. Это разменивает его на пустяки. И вот племянник, действительно, с фамилией Путин идет на выборы в какой-то ничтожный угол Петербурга. Если бы он дерзал стать президентом вселенной, это было бы достаточно, это было бы красиво. Пусть он не прошел бы, путь бы его победили другие кандидаты. Но это, действительно, дерзновенно: Путин — президент вселенной.

А.Соломин― Ну, а что, теперь если у тебя фамилия Путин, не заниматься, что ли, ничем? Куда бы ни пошел, всё оказывается слишком мелко.

А.Проханов― Откуда у них такие фамилии-то?

А.Соломин― Я думаю, что родственники-то есть у Владимира Владимировича.

А.Проханов― Вот пусть наслаждаются частной жизнью. Я думаю, они будут обеспечены в частной жизни. Вы спросили — я ответил.

А.Соломин― Вот смотрите, периодически говорят о дочерях Владимира Путина. И говорят, что они талантливы, что, действительно, занимаются — одна наукой, другая другими вещами. Вы никогда не думали, хотели, может быть, чтобы родственники Владимира Путина, они продолжили его дело как бы государственного строительства на каком-то уровне, чтобы они остались и продолжали работать, когда Владимир Путин решит уйти в отставку.

А.Проханов― Все зависит от того, имеют ли его родственники, его дети, его дочери государственное сознание. Есть ли у них, у этих дочерей мышление Екатерины Великой или Елизаветы Петровны, то, конечно. Если у нее дерзкое российское мышление — да. Я просто не знаю, какое у них мышление.

А.Проханов: Зачем всуе употреблять святое имя? Это имя может быть только вышиблено на президентом надгробье

А.Соломин― А если они либеральны и по-другому совсем устроены?

А.Проханов― Я думаю, что яблочко от яблони недалеко падают. Я думаю, каков отец, таковы и дочери, таковы и сыновья. Вот у меня так. Мои сыновья унаследовали мои нравы, мои обычаи, мою философию, мои представления о жизни, о смерти. Поэтому, я думаю, что дочери Владимира Владимировича, они достаточные путинистки.

А.Соломин― Если бы вы увидели в избирательно списке дочь Владимира Путина, вы бы проголосовали за нее, не глядя?

А.Проханов― Вы знаете, я просто не хожу на выборы, поэтому будет она в списке или не будет, меня это мало касается. Это может, меня займет, я подумаю. Но я бюллетени не заполняю уже лет сто.

А.Соломин― А почему, кстати, лет сто, как вы говорите? Когда вы последний раз ходили на выборы?

А.Проханов― Не помню. По-моему, еще… вообще не ходил. Раза два ходил в хрущевские времена, а потом зарекся.

А.Соломин― Разочаровались в выборах.

А.Проханов― Не то что разочаровался, у меня были другие интересы. Меня эта вся мишура, связанная с бюллетенями, с кампаниям, с пирожками, которые продают, с ажиотажем, с этими шариками цветными, — для меня это все чуждо. Я охотник, стрелок, странник, путешественник.

А.Соломин― Ой, с охотниками подождите. Это история такая, очень тяжелая. Смотрите, это же все от вас зависит, как будет выглядеть государство, как оно будет устроено, кто придет на смену Владимиру Путину. Во всяком случае, Владимир Путин об этом говорит: «Вот такие как вы придете на выборы, и проголосуете». А вы не ходите.

А.Проханов― Это либеральные заблуждения. Я слушаю это…

А.Соломин― Владимир Путин — либерал и заблуждается?

А.Проханов― Он просто вторит, он потакает той либеральной части нашего общества, которое мыслит себя в демократических парламентских и либеральных категориях. У меня другой склад. Я, во-первых, убежден, что парламентаризм — это абсолютно устаревшая архаическая форма управления государством, что все современные демократии давно уже амортизированы.

В демократиях правят другие силы, что называется, глубинные государства, особый централизм. И вот эти демократические процедуры — это просто мимикрия, это маска, которой можно пренебречь.

Потом, вы знаете, сейчас, например, у нас в России главным вопросом является вопрос взаимоотношения либеральных, демократических форм и авторитарных, имперских форм. И на этот плоскости, этой линии схватываются умы, темпераменты, партии, философии. А ведь уже давно самый главный вопрос перенесен с этой черты в другую сферу. Горит земля, загораются великие города в Италии. Горит окрестность Парфенона. Якутия сгорела. Почти вся Сибирь горит. Тают ледники. Стоит вопрос: быть Земле или не быть.

И здесь самое главное, об этом надо думать, говорить, размышлять. Здесь очень много важного, объясняющего эту беду. Есть предложения выйти из этой беды, такие безумные, восхитительные в своем сумасшествии и безумии предложения. Вот здесь должны сшибаться умы, представления. Это центр наших проблем земных.

А.Соломин― Да они с удовольствием бы сшибались, но есть люди с разными точками зрениям. Но дело в том, что политика у нас определяется как раз в результате некоего общественного консенсуса. Сначала к власти приходят политики определенных убеждений, потом эти политики проводят, извините за каламбур, определенную политику, в том числе, для того, чтобы бороться с лесными пожарами или принимать решения по изменению климата. Как угодно. Но сначала все начинается с этого, с низового уровня.

А.Проханов― Нет, Алексей, этим все кончается. Политики чувствуют свою израсходованность. Все их предложения, они одномерны, в лучшем случае двумерны. Они понимают, что они бессильны перед проблемами — и климатическими, и философскими, и проблемами астрофизическими — они бессильны. И они обращаются за помощью к экспертам. И эксперты, приходя им на помощь, говорят все те же банальности, о которых говорят и они. Среди экспертного сообщества — среди политологов, социальных психологов, историков, инженеров человеческих душ — царит та же самая банальность. Всех затолкали в этот абсурдизм — как нужно строить наш социум: строить ли это парламентским, демократическим путем или должна быть централистская, авторитарная форма власти.

Да не в этом дело. Земля погибает, а мы будем говорить о списках, кого включим в эти списки, есть ли там люди Навального или их нет, или какой-то депутат от «Единой России» грохнул вместо медведя человека — это все тривиальные вещи по сравнению с тем, что пришло. Об этом надо думать, гадать, спорить.

А.Соломин― А кто должен решать эти проблемы тогда? Как, главное, их решать?

А.Проханов― Эти вопросы решается только после того, как эти проблемы будут поставлены. Их нельзя решать, когда они не выяснены.

А.Соломин― Александр Андреевич, так они поставлены ярче некуда. Вот уже мальчик записывает какой-то свое видеообращение к Владимиру Путину, говорит: «Дышать нечем, смог, лесные пожары. Кто-нибудь что-нибудь сделайте».

А.Проханов― Эти проблемы просто обозначены. Они должны быть философски, мировоззренчески быть поставлены. Об этом должны думать лучшие умы человечества, а не бедные дети, которые там в колыбелях задыхаются от смога. Об этом должны думать лучшие человеческие умы, которые приходят, кстати, и на «Эхо Москвы».

А.Соломин― Да, только они думать, может, и думают, и говорят, может, и говорят, и идей масса. А вот воплотить их нет возможности ни у кого, потому что нет у них рычагов управления, потому что власть авторитарна и забрала все рычаги. Нет никакого давления на власть.

А.Проханов― Возникает какой-то климатический договор, уменьшающий углеродные выбросы…

А.Соломин― Который должен был возникнуть 20 лет назад. Время упущено.

А.Проханов― Слава богу, что он сейчас появился. Возник договор, запрещающий охоту на китов. Может возникнуть договор, запрещающий охоту на медведей — на бурых, на белых, на гризли. Это все возникает в результате обсуждений, в результате внедрений. Сначала появляется Эйнштейн с теорией относительности. Потом появляется ядерная бомба, потом появляется Нобелевская премия мира — вот такая последовательность.

А.Соломин― Пожары в России этого года — это из ряда вон выходящее что-то?

А.Проханов― Это то, о чем я сказал. Земля меняет кожу. Наступает новая земная реальность.

А.Проханов: Вот эти демократические процедуры — это просто мимикрия, это маска, которой можно пренебречь

А.Соломин― Одно дело, как вы относитесь к этому — как к процессу для Земли, для планеты стандартному или как что-то, в чем мы повинны, отчего можем погибнуть сами?

А.Проханов― Я думаю, что это фаза, конечно. Это, повторяю, нужно исследовать. Потому что очевидно, что человек, выстраивая здесь свою земную жизнь, он беспощаден к Земле. Он выстраивает ее за счет Земли, за счет ее лона, за счет небес. И все, что сейчас происходит, может быть, с одной стороны, эта израсходованность земли или природы, или биосферы, а, с другой стороны, это возмездие биосферы по отношению к человеку.

Природа не может сказать человеку: «Остановись, перестань меня мучить, перестань меня рубить, перестань загрязнять мои реки, перестань убивать моих птиц, ловить моих бабочек». Человек не внемлет. И тогда она нас сжигает. Это самосожжение русских лесов. Мы сейчас присутствуем при самосожжении русских лесов. Вот вы знаете, журналистка себя сожгла в Нижнем Новгороде, по-моему, от безысходности, не могла достучаться. И вот мы присутствуем при самосожжении русских лесов.

А.Соломин― Часто очень человек помогает этому сожжению русских лесов безответственный.

А.Проханов― НРЗБ помогает. Мы видим, что леса больше не выносят такого обращения с лесами, с небесами.

А.Соломин― Но при этом вы назвали себя охотником. Вы сказали, что вы охотник.

А.Проханов― Да, я охотник.

А.Соломин― У нас очень многие депутаты попадаются на этом, губернаторы. Постоянно на кого-то хотятся. И кичатся этим, в общем-то, для них это нормально. А разве это не дико сегодня, в XXI веке?

А.Проханов― Я просто не рассказал вам, какой я охотник?

А.Соломин― А какой?

А.Проханов― Во-первых, я охотник за впечатлениями. Потом, я охотник за историей. Я гонюсь за историей, она от меня убегает. А я с огромным сачком, как за бабочкой, несусь за ней и вылавливаю, выхватываю ее из потока. И когда мне удается поймать эту бабочку истории, я пишу мой роман.

Я не этот примитивный охотник, которые берет карабин и бьет этого несчастного зверя. Я охотник, который выходит на схватку со страшным зверем, с которым вообще невозможно сладить. Я выхожу на схватку с историей, и я бьюсь и, как правило, не я подымаю историю на рога, а история на рогатину меня поднимает. Я вот таков.

А.Соломин― Но вы каждый раз цел и невредим возвращаетесь к ним. Александр Проханов, писатель в эфире радиостанции «Эхо Москвы».

Вы знаете, тут срочные новости приходят тоже об охотниках. Губернатор Нью-Йорка Коумо объявил, что уходит в отставку через 14 дней. Это губернатор, которого обвинили в сексуальных домогательствах. Как раз это и стало причиной его отставки.

Вы, когда слышите подобные новости, у вас тоже ощущение, что ерундой какой-то занимаются?

А.Проханов― Ну, а что, он вступил в сексуальные отношения с медведем, что ли?

А.Соломин― Нет, не с медведем — с сотрудницами своими вступал в сексуальные отношения или склонял к сексуальным отношения. Сейчас пересмотрено к этому отношение очень серьезно западным обществом.

А.Проханов― Я человек старомодный. Я открываю Евангелие и читаю притчу о грехе. Когда женщину, нарушившую заповедь и прелюбодействующую решили побить каменьями, Иисус сказал, кто из вас без греха, киньте в него каменья». И все потупили глаза и разошлись. И отпустили женщину. Вот я такой. Мы не без греха? Чего нам судить друг друга?

А.Проханов: Земля погибает, а мы будем говорить о списках, кого включим в эти списки, есть ли там люди Навального

А.Соломин― Но человек политик должен на это внимание обращать все-таки?

А.Проханов― Я думаю, он должен считаться с какими-то этическими, политическими нормами, которые существуют в обществе. Были времена, когда оргии римские были открытые и за них никто не осуждал. Там были гетеры. А наступили времена вот такие лживо пуританские, поэтому человек должен скрывать даже выражение глаз.

А.Соломин― Почему же лживо пуританские? Мне кажется, мне кажется, что, наоборот, человекоцентричные времена. Никто же говорит о том, что совокупляться — это плохо или устраивать оргии это плохо. Говорят, что недобровольное участие в этом деле должно караться и этически и по закону.

А.Проханов― Попробуйте какому-нибудь политику из любой партии устроить открытую оргию прекрасную, наполненную красавицами, наполненную омовениями в ванных, чтобы это видел мир, знали его партийные товарищи. Всё, его карьера кончена.

А.Соломин― Вы сейчас Скуратов вспомнили, да?

А.Проханов― Нет, я вспомнил многих, может быть, и вас, в том числе. Кстати, Скуратов бедняга, он не устраивал оргии открыто. Это был несчастный случай. За ним следили камеры, его снимали. Он хотел это сделать тайно.

А.Соломин― Я имею в виду, что итогом этого стала отставка. То есть люди об этом узнали — и человек ушел.

А.Проханов― Об этом узнали не люди. Об этом показала спецслужба и нашла повод его убрать, потому что это не нравилось людям.

А я помню, как мы сидели с друзьями в той же Думе и затаив дыхание, прокручивали эти пленки со Скуратовым не в усеченном виде, в котором показывали на телевидении, а в полном объеме. Это было, скажем, захватывающее зрелище.

А.Соломин― Удивительная история. Но это все-таки некая иная форма. Мы с вами говорили, что речь идет о том, что недобровольное — принуждение, когда начальник принуждает свою подчиненную, допустим, к этому — вот это плохо. И об этом говорит эта новость.

А.Проханов― Ну, конечно. Что тут спорить? Плохо. Начальник — подчиненный. Или даже муж жену насильно подчиняет. Это плохо. Это не предмет спора и даже рассуждений.