Моя работа предполагает многостороннее изучение общественного мнения. Разных классов, в разных ситуациях и разными методиками. Где-то это социологические исследования, где-то фокус-группы, где-то интервью, где-то личное общение, где-то консультирование. В последние две недели добавился уникальный опыт – прямое общение с гражданами в ходе встреч.
Главный вывод, в котором я окончательно утвердился – гипотеза о глубоком поражении современного российского общества вирусом равнодушия охватило все четыре России. Сегодня самой полной теорией современного общества, безусловно, является теория Зубаревич о «Четырех Россиях». Если ее излагать вкратце, то уже сегодня сформировалось четыре социологических типа в российском обществе, которые можно описать в регионально-муниципальном разрезе. «Первая Россия» это мегаполисы и крупные региональные столицы. «Вторая Россия» это промышленные города населением до 400 тысяч. «Третья Россия» это сельская и районная провинция. И наконец «Четвертая Россия» это национальные республики Северного Кавказа и Сибири с крайне низким уровнем индустриализации – десоветизированное традиционное общество в условиях 21 века. В реальности в теории Зубаревич мы имеем дело с марксистским подходом к социологии – когда общество анализируется с точки зрения развитости индустрии в городах. И это правильно.
Действительно, Российская Федерация слишком разная чтобы можно было говорить о гомогенности общества. Но есть две черты которая объединяет все России.
Первый признак – «Ощущение безвыходности из экономического кризиса». Осознание обеднения и снижение уровня кажется тупиком, из которого не видят выхода ни граждане, ни правящий класс. Но если представители правящих элит рассчитывают, что собственности и накоплений им хватит на то чтобы «пересидеть тяжелые годы», то рядовые граждане не видят для себя точки опоры. Взрослое поколение не может рассчитывать на детей, потому что они сами неустроены в жизни. Дети не понимают какую работу им найти, чтобы позволить себе ипотечный кредит. Либо ближайшие 20 лет жить в съемном жилье. На государство надеются единицы – в основном из числа приближенных к системе власти за счет родства и связей.
Начальственный класс пребывает в растерянности и повторяет мантры о том, что надо чуток потерпеть и все наладится. При этом происходит сокращение социальных льгот и проектов и граждане воспринимают это как неизбежность падения в экономическую бездну.
Понимание безвыходности рождает вторую черту общества России – это отчуждение граждан от государства. Первичным чувством было отчуждение от политики, которое происходит не первый года. Политика Российской Федерации персонифицировалась и выражается в фигуре Владимира Путина. С одной стороны, это является элементом социальной стабильности. Но с другой стороны это привело к отчуждению от политики – «Зачем думать о политике, если есть Путин?». На втором шаге такое отчуждение от политики привело к отчуждению от государства. Оказалось, что управленческий класс администраторов объединился с классом предпринимателей. Это выражается в том, что например большинство городских советов и дум стали «советами директоров застройщиков и торговцев». До кризиса 2008 года граждане прощали обогащение правящими элитами, потому что от пирога нефтяных доходов доставалось всем. Но затем наступил 2014 год и российское общество постоянно качали на эмоциональных качелях. Эйфория «Крым наш» сменялась ужасами бомбежек Донбасса. Мощь нового оружия в Сирии и сбитый летчик Су-шки.
Двухлетняя власть федерального телевизора потихоньку сходит на нет. Инъекция ярости и гордости разбивается о волнорез экономической реальности. Похожие процессы поражали позднеСоветское общество. Нельзя искренне сочувствовать блокаде Кубы и ждать 5 лет «Жигуленок» в очереди. Дефицит был главным экономическим явлением, которое породило социальную депрессию. Советские граждане были отчуждены от политики и от государства. В результате, когда мы потеряли страну – никто даже глазом не моргнул. Все стояли в очередях и «доставали» колбасу со сгущенкой. Кто-то конечно спекулировал и создавал кооперативы – но тогда эти люди еще не стали правящими элитами.
Отчуждение выражается во всем. Молодое поколение «30 минус» поражено вирусом вольного анархизма и отрицает роль государства в своей жизни, и свою роль в государстве. Государство для поколения рожденного на изломе СССР является неудобным гаджетом – который должен работать нормально, но не работает. В столице и мегаполисах это выражается в «евроатлантизме» — предпочтении городов Евросоюза и США нашим городам. Как пел ЧиЖ «Ну конечно там рай, а здесь ад ну какой разговор». Житель «первой России» предпочтет отдых на курортах Испании курортам Крыма и Кубани. Выходные в Париже ценятся выше чем выходные в Нижнем. Те жители первой России, что победнее выражают свой «евроатлантизм» в презрении к жителям из «Второй, третьей и четвертой России». Как известно, нет больших снобов, чем москвичи в первом поколении.
Жители третьей и четвертой России по 20 лет не выезжали за пределы своей области и республики.
Конечно же, эти две тенденции – чувство «безысходности» и «отчуждения» пока что не являются тотальными. Но количество граждан с таким мироощущением растет. Еще несколько лет жизни как сейчас – в рамках либеральной экономической политики – и третья и четвертая Россия будут в абсолютной депрессии. В индустриальных городах второй России будет нарастать ярко выраженный классовый протест. Первая же Россия будет возмущена снижением потребления и будут появляться новые Навальные – уличные политики которые будут превращать социальную ненависть в персональную.
Эти процессы будут разворачиваться в ближайшие пять лет. Подобные процессы зарождения в обществе атмосферы социальной депрессии «безвыходности и отчуждения» я мог наблюдать в Молдове в 2010-2012 годах, на Украине в 2011-2014 годах, в Южной Осетии в 2010 году, в Приднестровье в 2010-2012 годах, в Киргизии в 2013м. Схожие тенденции разворачиваются сейчас в Казахстане и Белоруссии. Хотя, конечно, последняя наиболее советизирована, а следовательно, общество менее расслоено. Отсутствие публичной олигархии сильно повышает социальный оптимизм.
Чувство «безвыходности и отчуждения» это основа социального пессимизма. Самого страшного общественного явления, которое уже один раз разрушило СССР. Поэтому борьба с социальной депрессией должно быть приоритетом внутренней политики. Все остальное глубоко вторично.
Главная проблема в том, что социальный пессимизм уже не лечится только с помощью федерального телевизора. Необходимо менять экономическую реальность. Либерализм с его 5% избранных, которым принадлежит 90% богатств исчерпал себя. Если не отказаться от этой модели, то очень скоро исторические условия могут измениться. И тогда наступит тот самый момент когда «Низы уже не могут по-старому, а верхи не хотят по-новому».
Ваш СУ-37
