— Очень сложно дать характеристику тому, что получилось. В настоящее время можно констатировать административно-коррупционный коллапс. Жизнь ухудшается из-за отвратительного администрирования. Она ухудшается объективно, об этом вам скажет практически любой житель территории, за исключением узкой группы лиц. На сегодняшний день жизнь простых людей ухудшается: ухудшается гуманитарно, ухудшается экономически, ухудшается психологически. Если жизнь ухудшается, значит, то состояние администрирования, которое есть, является неподходящим для данных конкретных условий. Если это происходит, значит, мы можем констатировать, что сегодняшняя административная система является вредной, она вредит жизни общества и вредит жизни в принципе. На сегодняшний день эта система является неподходящей под текущую действительность.

— Происходит стремительная монополизация всех сфер жизни. Узкие группы лиц получают возможность не платить налоги, монополизировать все экспортно-импортные операции, получают льготы, получают игру индикативами и прочими вещами, что убивает остатки среднего класса, какой-то инициативы, сферы обслуживания. У нас человек, который лепит пельмени, восстанавливает Донецкий металлургический завод. Ведомства республики рисуют каждое для себя правила игры, и это не законодательные нормы, это какие-то странные постановления, странные указы и так далее. Законодательное поле, по сути, не является таковым, закон применяется выборочно, и правила игры меняются постоянно. Фактически сейчас многие получают воду без договоров, огромное количество сетей и всего прочего не признаётся, каждый день рисуются новые правила условными санстанциями, водоканалами, горгазами, которые монополизированы: имеется в виду отсутствие коммунальных предприятий, потому что полностью отсутствует местное самоуправление, у нас его попросту нет.В Донецке, например, юристы горисполкома договорились до того, что они не являются преемниками Донецкого горсовета. То есть, фактически, община, жители Донецка не имеют к Донецку никакого отношения. Происходит вырубка скверов и парков: в Донецке, который переживает огромный отток населения, вдруг понадобилось вырубать скверы, чтобы строить какие-то торговые точки, открывать микрорынки, ставить ларьки и павильоны. Мы видим большую деградацию жизни, и все процессы идут у нас строго наоборот. Если в Москве, например, строятся скоростные трамваи, то в том же Луганске разбирают трамвайные пути. У нас тоже отдельные трамвайные маршруты доживают последние дни — длинные маршруты из-за недостатка средств то ходят, то не ходят, без конца поднимается вопрос о закрытии некоторых маршрутов, то есть мы наблюдаем деградацию и сползание, архаизацию отношений общества и власти, и на сегодняшний день это является большой проблемой.Ещё раз — мы наблюдаем ухудшение жизни, не стремительное, но вялотекущее. И вялотекущее ухудшение жизни говорит нам о том, что сегодняшняя административная модель, она нерабочая. Она не для людей, она не видит людей. Если говорить административным языком, это административно-коррупционный коллапс.

— Так получилось потому, что мы стали заложниками короткого минского процесса, который предполагал решение нашего вопроса за год. В марте 2015 года должно было быть избрано местное самоуправление, мы бы получили МСУ, построение государства снизу стартовало бы, и мы бы уже получили какой-то результат. Обратите внимание, что в том же Краматорске местные советы избирались уже дважды, а у нас за семь лет ни разу. И именно вот это вот состояние, когда мы ожидаем решения вопроса в рамках «Минска», привело к тому, что изначально временные решения стали постоянными.Поэтому мы получили парадоксальную ситуацию, что применение к кому-то закона является противозаконным действием, потому что закон применяется избирательно. Законодательное поле постоянно подстраивается под какую-то конкретную ситуацию. И это привело к тому, что наше сегодняшнее состояние является нежизнеспособным, оно не имеет заинтересованных сторон, кроме, разумеется, бенефициаров этого процесса. Ни общество, ни условные исполкомы, никто в этом не заинтересован, но мы это получили. Мы получили ситуацию, при которой люди не чувствуют безопасности, люди не чувствуют комфорта, люди не чувствуют уверенности в завтрашнем дне. Это приводит к грандиозному оттоку населения, уезжают кадры, на которые республика должна была бы делать ставку, этот тот становой хребет, который должен был бы нас вытаскивать, но сейчас эти люди в массе своей покинули Донбасс, и на сегодняшний день создать точки роста очень и очень сложно.Когда на ДМЗ запустили два раза домну, а потом её потушили, и это называется «запуск ДМЗ» — это глубокая деградация территории. То же самое касается и бездумного закрытия шахт, то же самое касается бесконечного изменения принятия решений, у нас в угольной отрасли, если кто-то вникает в весь этот калейдоскоп торговых домов, ВТС, изменяемых железнодорожных тарифов, изменяемых правил, индикатив и так далее — вы поймёте, что никакой нормальный бизнес в таких условиях жить не сможет. Это жизнь на вулкане, при этом взрыв происходит каждую неделю, но вы не знаете, когда он произойдёт в очередной раз — в понедельник или пятницу. Это касается и всех остальных отраслей. Жизнь временная, жизнь взаймы, она привела к очень большим турбулентностям и огромным злоупотреблениям. И получается, у нас создалась система, когда люди не ощущают ни безопасности, ни комфорта, ни уверенности в будущем, и самое главное — они не понимают, что мы должны получить.Здесь не стоит вопрос, что это возврат на Украину, нет, ни в коем случае. Здесь стоит вопрос о том, что семь лет — это гигантский, на самом деле, срок, это почти половина поколения. То есть, у нас выросла почти половина поколения, которое, слава Богу, считает себя частью русского народа, некой субъектностью. Но если вы спросите у них, какой они видят жизнь здесь дальше, как они хотели бы её обустроить, спросите у тех, кому, например, в начале войны было 14 лет, а сейчас им уже 21, и они уже составляют некую осознанную новую донбасскую общность — вы не получите никаких внятных ответов, вы получите какофонию звуков. Таким обществом очень удобно управлять сомнительным личностям, потому что общество фактически находится в маргинальном состоянии.

— Есть такая поговорка: дорога ложка к обеду. Один человек дал ёмкую характеристику всем этим событиям: «прекрасное мероприятие, которое должно было быть проведено 15 лет назад». Примерно такие же документы лет 15 назад формировали пророссийские партии и организации в Донбассе. Формируется, по сути, оппозиционная повестка, повестка защиты при победившем Русском мире.

— Смотрите, Донбасс отвоевал своё право, пролил за него море крови, защитив свой выбор в пользу того, чтобы стать частью русского цивилизационного пространства. А теперь, при уже победившем в Донбассе Русском мире, собирается мероприятие, где говорят о том, что мы русские. Но мы уже отвоевали это право! Этот документ был бы органичным, если бы Донбасс сейчас находился внутри Украины, в её составе, и таким вот образом защищал бы свою русскость. Вам не кажется, что это профанация? Это делается для чужих глаз. Московский обыватель, прочитав что-то о доктрине «Русский Донбасс», возможно, обрадуется. Но для нас эта доктрина была бы прорывом, если бы на дворе был 2005—2006 год, и здесь развевались бы украинские флаги. Тогда это был бы прорыв, попытка отстоять свою русскость, сделать мощную заявку. Но очень странно, когда лозунги 2005 года произносятся в Донецке в 2021 году, и это преподносится как некий прорыв.Прорыв произошёл ещё в 2014 году. На сегодняшний день уже вовсю должна идти работа над реализацией этих лозунгов, над выстраиванием достойной жизни для победившего украинский нацизм русского Донбасса. Вместо этого мы погружаемся в лозунги, которые говорят случайные в этом процессе люди. Иногда очень странно звучит обозначение русскости из уст этих людей. Я не отторгаю ничью этничность, я вырос в СССР, в многонациональном государстве, я знаю, насколько сложный и многообразный, многонациональный русский народ, но иногда даже самые благие намерения можно превратить в гротеск, как, собственно, и произошло в нашем случае. Поэтому, если задача доводится до вот такого вот гротеска, то смысл этой затеи в том, чтобы создать симулякр и получить какие-то бонусы, и явно не здесь, не в Донбассе. И к реальной жизни это не имеет никакого отношения. Если вы походите по Донецку и поспрашиваете, что люди об этом думают, то вы узнаете, что они ничего об этом не думают, просто потому, что весь этот симулякр сделан не для них. Это просто эксплуатация российской тематики для удержания себя во власти.

— Здесь всё сложнее. Мы не можем отказаться от Юго-Востока Украины, мы не можем отказаться от Харькова, Одессы, Запорожья, тем более, Мариуполя, Краматорска и прочих городов Донбасса, мы не можем отказаться от наших людей. Именно людей. В отличие от Украины, мы помним, что люди — важнее всего. Если посмотреть украинское телевидение, там идёт речь только о территориях. О людях, живущих здесь, вы нигде не услышите. Расчеловечивание произошло стремительно, мы не являемся для Украины субъектом. Скорее, некой безликой массой, которую нужно рассортировать по степени «вины» и вынести приговор. В отличие от украинского нацизма, который сегодня является господствующей идеологией, не формализованной, но, по сути, господствующей, Донбасс о своих людях из Одессы, Запорожья и так далее не забывает. Поэтому посыл верный, но у меня вопрос к кадрам, к тем людям, которые этим занимаются. Те люди, которые должны были бы этим заниматься, я их там не вижу. Я не вижу людей, которые могут зажечь ту сторону, дать той стороне надежду.Мало того, очень сложно что-то планировать там, имея здесь внутри тяжелейшую коллапсирующую ситуацию, то есть мы, по сути, намерены предложить нашим людям на Украине вчерашний день.При нашей архаизации, при нашей деградации мы являемся анти-примером для наших людей на Украине. Происходит подмена очерёдности: сначала должно быть наведение порядка и выстраивание нормальной человеческой жизни на территории Донбасса, объединение Луганска и Донецка, и уж только потом, предъявив свои успехи, мы можем что-то кому-то предлагать. А у нас уже год как наглухо закрыта граница между ЛНР и ДНР, всех это устраивает, и никто её открывать не собирается. Процессы деградации и архаизации усугубляются, глядя в телевизор, этого не видно, но от миллионов людей, проживающих в республике, это скрыть сложно. И от миллионов людей, которые контактируют с республиками, имеют родственные, дружеские связи, от тех людей, которые интересуются политикой, живут на Украине и интересуются нашей жизнью, и пытаются понять, что же можно получить и как себя защитить — мы не лучший пример. Поэтому ставить цели и двигаться к их достижению нужно шаг за шагом. И первая цель — это наведение порядка здесь, предоставление нормальных жизненных условий, понятных для населения. Люди могут простить всё, кроме обманутых ожиданий, а на сегодняшний день здесь мы имеем тотальные обманутые ожидания.

— Это как раз самый большой пример того, что всё, что построено, оно нежизнеспособно. У нас совершенно разное законодательство: Луганск большей частью имплементировал украинское законодательство, мы — российское. У нас разные уголовные системы, налоговый кодекс, абсолютно разные законодательные поля, которые совершенно не стыкуются. Мы настолько далеки друг от друга, что уже страшно границы открывать! У нас люди с луганскими паспортами не могут начать коммерческую деятельность. Я уже молчу, что у нас не признают российские доверенности, у нас невозможно открыть филиал российского юридического лица, например. Как можно было допустить, что две республики, рождённые одним процессом, настолько разошлись? Повторюсь, уже год закрыта граница. К нам с территории Украины люди могут попасть — окольным путём через Россию или по разрешению, а луганские нет. Это говорит о том, что эти процессы отражают не интересы общества, а интересы узких групп лиц.

— За этим стоит непринятие политического решения — куда мы идём и что мы делаем. Мы живём в тамбуре на полустанке, не на конечной станции, а на какой-то промежуточной остановке. Сначала на этой промежуточной станции появились палатки, потом шалаши, потом капитальные здания, а кто-то метро уже роет. А завтра мы вроде бы должны куда-то поехать. Но мы уже так долго сидим на этом месте, на этом промежуточном полустанке, что уже устроили тут свою жизнь. И это уже как бы жалко терять, потому что на полустанке уже налажен какой-то быт. Я думаю, что самый страшный сон для нашей власти, это если завтра объявят, что мы таки куда-то выдвигаемся — то ли к самостоятельности, то ли в Россию. Для них любое такое решение является катастрофой, потому что они на этом полустанке уже выстроили свою жизнь.

— В тяжёлом. Но повод для небольшого оптимизма всё же есть. Мы являемся привлекательной зоной для инвестиций, у нас хороший климат, даже то население, которое у нас осталось, это население с навыками, с образованием, это качественные кадры, даже с учётом того, что очень многие уехали. Экономическое развитие потенциально у нас может и должно идти. Есть ряд отраслей, направлений, которые можно быстро запустить на сегодняшний день. Например, это энергетика. Наш уголь не нужно перемещать в Китай, мы можем сами его сжечь, выработать электроэнергию и перекрывать утренние и вечерние пики в РФ. Это машиностроение, если нам удастся попасть на российский рынок госзакупок, да и просто на российский рынок, потому что машиностроение в России очень сильно не закрыто, и наше население на небольших машиностроительных заводах сможет себя реализовать. Это, безусловно, сельское хозяйство с упором на тепличное, попытка поднять количество поливных площадей, и попытка сыграть на рынке, который называется ранние овощи и фрукты в РФ. Это фермерство, это появление новых рабочих мест с развитием этого вида сельского хозяйства. Я назвал то, что лежит на поверхности и может работать на сегодняшний день. По металлургии — там сложнее, это комплексная проблема. По работе коксохимии — это и сейчас одна из отраслей, которая живая и которая работает. С моей точки зрения, мы могли бы запустить горловский «Стирол»: можно найти потенциальных инвесторов, которые будут заинтересованы в том, чтобы прицепить наш завод в свою цепочку. То есть у нас есть несколько точек, старт которых потенциально возможен.У нас есть ряд вопросов, которые не обсуждаются. Например, если завтра Украина прекратит поднимать воду, то есть, по сути, лишит нас воды — что мы будем делать? Есть ли какие-то планы? Я о них не слышал, думаю, вы тоже, значит, их просто нет. И в один прекрасный день может получиться так, что мы останемся без традиционных источников воды в голой донецкой степи, а нетрадиционные источники, которые были до 1958 года, уже не работают. И это будет колоссальная гуманитарная катастрофа, куда хуже, чем в Крыму. Поэтому у нас есть возможность заняться капитальными вложениями, капитальным строительством. Точки роста есть, и они не такие уж мелкие. При нормальном администрировании территории, при открытой работе экономику вполне можно запустить. Но когда работа является закрытой, когда у нас всё прячется за рамками ГП, которые ГП не являются на самом деле, за рамками ООО, которые фактически не несут никакой ответственности, никакие люди с деньгами, никакой бизнес сюда не зайдёт.