В начале февраля наверно самый известный военкор России Дмитрий Стешин обогатил русский язык словом «криптобандеровцы», каковым он охарактеризовал большинство граждан современной Украины ( «А миллионов 20-30 криптобандеровцев не хотите принять в свою семью?»). Жители Украины, не приемлющие нынешний Киевский режим, таким определением возмутились. И это справедливо затруднило дискуссию по поводу главной мысли статьи Стешина «Донбасс - муки за всех». А мысль эта в том, что «человеку, играющему «в долгую», а также много-много миллионной группе людей, которая за ним стоит (в которой, судя по статье видит себя и Стешин - БГ), нужна вся Украина. В братском, привычном виде. Вся! Только без нормальной такой, вдумчивой и суровой "работы над ошибками", обратно в дружную семью народов принимать ее никто не будет. Хватит, принимали уже пару раз. И оба раза - "на колу мочало, начинай сначала».
А ведь сам тезис о том, что России нужна не просто Украина, а Украина, где сознание людей предварительно изменится в нужную сторону, заслуживает как минимум внимательной дискуссии. Ибо почти невозможно спорить с мыслью о том, что России желательно привлекать к себе территории именно с дружественным населением. Другое дело, как достичь этого изменения сознания? Ведь на самом деле для того чтобы создать проблемы, достаточно не 20-30 миллионов пассивных соглашателей с киевским режимом, а всего лишь несколько сот тысяч его активных, готовых на все сторонников.
Егор Холмогоров по этому поводу написал: «Криптобандеровцев полно. Но их полно и в Москве. И если держать Украину вовне их число только увеличится. Единственные придуманные человечеством средства национализации - это школа, армия и пресса. Единственные придуманные человечеством средства национализации - это школа, армия и пресса. И пока они на Украине будут в руках "украинцев" количество украинцев будет увеличиваться, а число русских уменьшаться».
Думаю в этой дискуссии полезно вспомнить исторический опыт. Тем более что к таким воспоминаниям располагает недавний, но, увы, толком не замеченный юбилей. 350 лет назад, 9 февраля (по новому стилю) 1667 было подписано Андрусовское перемирие между Россией и Речью Посполитой, которое фактически стало мирным договором между ними (он был подписан в 1686, но война с момента перемирия не возобновлялась).
По этому договору Польше во-первых, возвращала Смоленщину и другие территории, завоеванные в Смутное время и уступленные Россией по Деулинскому перемирию 1618 года, во-вторых же, отказывалась от всех своих владений на нынешней Левобережной Украине, а фактически и от Киева. В то же время за Польшей осталась и та часть Правобережья, которая присягнула России после Переяславской Рады (Брацлавское и часть Киевского воеводства).
Сейчас легко задаться вопросам, а много ли было среди бывших польских подданных, ставших теперь российскими, явно чуждого элемента? Врагов которых можно бы назвать криптомазепинцами, но поскольку Мазепа тогда еще не стал тем, кем вошел в историю, придется назвать криптополяками. Это касается и никогда не бывшей под Польшей, Слободской Украины которую заселяли-то в основном выходцы с Правобережья. Процесс заселения начался еще до Переяславской Рады, но после Андрусовского перемирия усилился еще больше, ибо на Правобережье с этим договором война не закончилась. Там еще долго продолжалась борьба державшегося на турецко-татарских ятаганах гетмана Дорошенко с поляками.
Эта борьба вошла в историю под названием Руина и от нее православные жители Правобережья бежали в только что основанные Харьков, Сумы, Изюм, в итоге оставив свою родину почти безлюдной. И вопрос, много ли было среди них криптополяков кажется сейчас отнюдь не праздным, причем приставка «крипто-»может показаться чересчур мягкой. Наверняка многие переселенцы не так давно с оружием в руках сражались против русской армии вместе с поляками и татарами. Ведь с конца 1650-х казачество в той войне разделилось практически надвое.
Имей место аналогичные события в середине ХХ века, переселенцы б оказались в фильтрационных лагерях, после чего большинство из них могло б своими глазами увидеть, чем казахские степи отличаются от украинских. А вот царь Алексей Михайлович разрешил им, говоря современным языком, «понаехать», причем селиться компактными группами. Ведь села Слобожанщины были не смешанными а малорусскими (большей частью) либо великорусскими. Более того переселенцы получили немалую автономию, полковое устройство как на Гетманщине. Не рискованно ли было?
Но слобожане быстро стали верными подданными России. В мятеже Выговского (1658-1659) они, похоже, вовсе не участвовали. Правда, в мятеже Брюховецкого спустя 10 лет они кое-где серьезно бузили, но уже через 4 десятилетия мазепинство не нашло там ни малейшей поддержки. И ни в конце ХVII, ни в ХVIII столетии не было там стремления и к мирному соединению с Гетманщиной и объединения таким способом всех малороссов в одной административной единице. Люди вполне удовлетворились своим статусом в России. И та часть слобожан, которая в советское время оказалась в пределах РСФСР, окончательно ассимилировалась и быстро, и беспроблемно. Не было никакого украинского вопроса в Центральном Черноземье. А ведь территория Острогожского полка Слобожанщины – располагалась в основном в нынешних Воронежской и Белгородской областях. Согласно переписи 1897 90,3% жителей Острогожского уезда считали родным языком украинский (или как говорилось в переписи малорусское наречие), а всего в Воронежской губернии таковых было 36%.
Что же касается присоединенного в середине ХVII века Левобережья, то на первый взгляд картина куда хуже. Взять например, такого деятеля как Иван Богун, которого чтила и советская историография и совсем не симпатизирующий казакам Пантелеймон Кулиш (создатель украинского алфавита и автор прорусской истории присоединения Украины). В ходе этого конфликта, он кажется чаще менял военные лагеря, чем менял фракции любой из депутатов Верховной Рады. Биографии же гетманов Ивана Выговского и Ивана Брюховецкого дают повод, говорить о «генетическом предательстве малороссов», как выразился недавно известный украинский политолог Василий Стоякин.
Но эта одна сторона. А другая заключается в том, что после гибели Брюховецкого и неудачной попытки Дорошенко овладеть Левобережьем в 1669, эта территория успокоилась и до прихода на Украину шведов в 1708 не создавала проблем для Москвы. И не углубись шведский король с репутацией непобедимого воителя в российскую территорию, то наверно Мазепа остался б в истории как выдающийся сподвижник Петра. Впрочем, и тогда за ним пошло меньшинство казаков. А мещане и крестьяне проявляли куда меньше шатаний. И если брать ту войну, которую закончили 350 лет назад в Андрусове, то при осадах Киева и Переяслава, Гадяча и Глухова, местное население стойко выдерживало трудности вместе с русско-казацкими войсками. Не было на нынешней украинской территории и случаев, аналогичных бунту могилёвских горожан, которые в 1662 году уничтожили русский гарнизон. А ведь семью годами ранее те же могилёвцы встречали русскую армию с православными иконами.
Тем же, кому интересна тема «генетического предательства малороссов» (она же по официальной версии украинской истории – исконная борьба украинцев против России) предлагаю подумать, как в нее вписываются например полковник Черниговский Аникей Силич, который в 1659 в Контопской битве сражался с русскими, или Демьян Многогрешный который позже командовал тем полком и участвовал в мятеже Брюховецкого? Только прежде чем давать утвердительный ответ, надо решить, с какого момента предки этих деятелей превратились из русских в малороссов. Ведь территория Черниговского полка отошла к Польше только по Деулинскому перемирию 1618, а до этого принадлежала Московскому царству. Многогрешный же и родился в находящемся на Черниговщине городе Короп. Место рождения Силича точно неизвестно, но похоже он из тех же краев – ведь карьеру он начал в Черниговском полку и нигде более не служил.
Выходит, были их предки русскими людьми, но для потери русскости понадобилось лишь несколько десятилетий без какой-либо эмиграции. Впрочем, потеря эта не была безвозвратной, оба перешли затем на российскую сторону, правда, неясно, насколько искренне. Но если Силича казнил Брюховецкий, то Многогрешный стал в ссылке героем обороны Забайкалья от монголов и китайцев.
То есть, на самом деле вопрос о там, надо ли было присоединять в ХVII веке Украину с таким обилием криптополяков, оборачивается вопросом, а надо ли было России тогда отвоевывать и русские земли, утраченные меньше, чем за полвека до этого, или же напротив ждать, пока криптополяки сами выведутся. Ибо на момент Смутного времени не было никаких отличий между Черниговом, Стародубом и Смоленском. Кстати, Стародуб (ныне райцентр Брянской области) являлся полковым городом Гетманщины до ее упразднения Екатериной II.. Правда Стародубский полк особых проблем власти не создавал.
Советские границы подталкивают к мысли, что все дело в том, что Чернигов — Украина, а Стародуб и Смоленск – Россия. Но со Смоленском все выходит не так просто. В этом городе, взятом в 1654 году, не вырезали русский гарнизон как в соседнем Могилеве.. Но кто знает, что было б если б его принадлежность тогда пытались определить на основании соцопросов или референдумов под наблюдением ОБСЕ и в присутствии сводного миротворческого контингента европейских мушкетеров? Да, Смоленск исторически русский город, а под конец Смутного времени, героически выдерживал польскую осаду. Но вот что написал генерал-майор Лев Николаевич Энгельгардт о своем отце:
«Замечательно, что он из смоленских дворян третий женился на великороссийской, ибо со времен завоевания царем Алексеем Михайловичем Смоленска, по привязанности к Польше, брачились вначале с польками, но в царствование императрицы Анны Иоанновны были запрещены всякие связи и сношения с поляками, даже если у кого находили польские книги, ссылали в Сибирь; а потому, сперва по ненависти к русским, а потом уже по обычаю, все смоляне женились на смолянках…Первый женился на русской Яков Степанович Аршеневский, второй — отец светлейшего князя Григория Александровича Потемкина, третий — мой отец».
Автор этих мемуаров родился в 1766. Получается, что через век с лишним после возвращения в Россию на Смоленщине все равно явно преобладали криптополяки. А мнение Энгельгардта подкрепляется и секретным наставлением Екатерины II князю Александру Вяземскому при вступлении им в должность генерал-прокурора (1764), где говорится: «Малая Россия, Лифляндию, и Финляндия суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями, нарушить оные отрешением всех вдруг весьма непристойно б было, однако ж и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью. Сии провинции, также и Смоленскую надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу …».
Однако создавала ли тогдашняя особость смолян проблемы для российской безопасности и устойчивости государства? Ведь не проявлялась она, скажем, нападениями на присланных из Москвы и Петербурга чиновников. Может, слово «ненависть» употребленное Энгельгардтом все же слишком сильное. Хотя как знать, что было бы, если б Карл ХII пошел не на Украину, а на Москву через Смоленск.
Но у истории нет условного наклонения. Мы достоверно знаем лишь о том, что за все время после возвращения Смоленска Россия не испытывала с этим городом таких проблем, какие бывали у Франции с Ниццей.
Напомню, что графство Ницца был присоединен ко Второй империи в 1860-м году на основании Туринского договора между Наполеоном III и Сардинским королем Виктором Эммануилом. За помощь в войне с австрийцами объединитель Италии отдал французам Савойю и Ниццы. Правда присоединение должны были одобрить местные жители... Аннексию поддержали 99,3% участников плебисцита – эта цифра даже больше чем показатель поддержки единственных кандидатов на выборах в Прибалтийских странах в июле 1940 (да и явка в 84,4% была в Ницце выше, чем Эстонии, хотя меньше, чем в Литве и Латвии).
Но криптоитальянцы естественно в Ницце оставались. Ведь до этого в составе Франции она была лишь 21 год при революции и Наполеоне. 8 февраля 1871 выборы во французский парламент (первый парламент III республики) завершились победой проитальянских кандидатов во главе с самым знаменитым уроженцем города Джузеппе Гарибальди. После этого последовало дня массовых беспорядков под антифранцузскими лозунгами, но обошлось без жертв – властям было достаточно просто выставить артиллерию и арестовать нескольких человек.
А уже во время второй мировой криптоитальянцы были там не слишком заметны, несмотря на 9 месяцев итальянской оккупации города (1942-август 1943). Ницца стала французской не только по территории, но и по духу. Точно так же в 1812 году нельзя было сомневаться в русскости Смоленщины, хотя война разразилась меньше чем через полвека после рождения Льва Энгельгардта и письма Екатерины II Вяземскому. Тогда и стало окончательно ясно, что риск принять в Россию столько «криптополяков» полностью оправдался.
Видимо русский человек может сохранить или возродить русскость прежде всего в российском государстве. В ХХ веке это показала и позорная судьба русской эмиграции. Имею в виду не личную судьбу Рахманинова и Бунина, а судьбу человеческой массы, растворившейся в европейцах уже во втором поколении. Судьба же Смоленска и Стародуба, равно как Ниццы и Савойи – это лучший ответ на вопрос об интеграции разных криптидов. Только при всем оптимизме надо видеть и объективные пределы такой интеграции. То есть видеть разницу между Ниццей и Алжиром или Черниговом и Варшавой.
